Икона «Усекновение главы Иоанна Предтечи» преподнесена в дар Кирилло-Белозерскому музею осенью 2003 года бывшей сотрудницей Л. А. Голубиной. Эта икона была обнаружена ею на чердаке дома в деревне Большое Дитятево. Дарительница высказала предположение, что икона происходит из местной часовни.

Деревни Большое и Малое Дитятево появились на карте не ранее XVII века, о них нет упоминания в «Истории землевладения Белозерского края XV–XVI вв.» А. И. Копанева1. Часовня в Большом Дитятеве была одной из приписных часовен Николоторжской церкви. В опросном листе за 1919 год священник этой церкви Федор Соколов пишет: «В деревнях прихода четыре часовни, но более чтимая в деревне Большое Дитятево»2. Она была освящена в честь иконы Феодоровской Божией Матери и связана с чудом, бывшим от этой иконы, – прекращением мора. Однако высокие иконописные достоинства «Усекновения главы Иоанна Предтечи» не сопоставимы с подобным происхождением. Икона могла происходить из Николоторжской церкви и в какой-то момент, за ненадобностью или ветхостью, была передана в приписную часовню.

Никольское-Волокославинское, иначе называемое селом Великое или Волоком, с XV века являлось вотчиной Кирилло-Белозерского монастыря. Географическое положение села, стоящего на водном пути из Волги в Шексну, определило его экономическую значимость и дальнейшее процветание. Роль этого села для монастыря была весьма весома: здесь находился царский стан – последняя остановка царского поезда на богомолье в Кириллов монастырь. Именно здесь архимандрит с келарем и соборными старцами встречали царя: «И как государь будет на последнем же стану, к монастырю у Николы на Взвозе, или на Волоку... или на Шексне на последнем же стану, и архимандрит, да келарь, да два старцы соборные искусные ездят встречать государя на стан на последней. А поминков не возят ничево, и челом ударя государю, и назад в монастырь поедут. А будет государь пожалует их, велит у себя быть у стола, и оне после стола поедут в монастырь вскоре...»3.

Трудно себе вообразить, что подобное событие могло происходить вне храма или без храма и что монастырь никоим образом не принимал участия в его строительстве или украшении. Это отвечало, безусловно, интересам и самой обители.

Вотчинные хозяйственные книги XVI века упоминают о храмах в селе на 1601 год: Никольском – холодном, шатрового типа, с приделом Власия «на полатех» и Димитрия «Селунского» – теплом, клетского типа4. Н. Никольский утверждает, что церкви были «мирского строения»5. В XVIII веке деревянные храмы перестраиваются на каменные и в них упоминаются приделы.

Теплый храм был перестроен в 1740 году. Главный престол остался прежним, но появились приделы: Казанской иконы Божией Матери и священномученика Харлампия6. Холодный храм был перестроен в 1783 году, в связи с чем в нем упоминаются приделы Иоанна Предтечи и Зосимы и Савватия Соловецких чудотворцев. В «Сведениях о церквях Кирилловского уезда за 1919 год» относительно иконостаса в холодном храме «никаких сведений не имеется». Постройка теплого храма относится к 1749 году, однако, как свидетельствует документ, эти указания неизвестно на чем основаны. В 1864 году храм был расширен, тогда же в нем устроен был новый иконостас7. В документе называются также приписные часовни: 1) в северо-западном углу церковной ограды – каменная (сохранилась); 2) в деревне Кочевине – каменная (сохранилась); 3) в деревне Дитятево – деревянная (не сохранилась); 4) в деревне Большое Закозье – деревянная (не сохранилась). Традиционно после строительства новой церкви, тем более устройства нового иконостаса, часть икон передавалась в приписные часовни или же в другие храмы8.

Холодная церковь в честь святителя Николая Чудотворца имеет приделы чисто монастырского посвящения – Иоанна Предтечи, покровителя монашествующих, и преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, поскольку один из святых, преподобный Савватий, как известно, был насельником Кирилло-Белозерского монастыря9.

Можно предположить, что в древних актах был упомянут только придел «на полатях», как самостоятельный, то есть отдельно, на втором ярусе, не оговаривая приделы, находящиеся непосредственно в диаконнике и жертвеннике.

Посвящение церкви Николаю Чудотворцу, защитнику всех плавающих и путешествующих, понятно, но нужно учитывать и тот аспект культа святого, который получает главенствующее место с XIV века и особенно в XVI веке, а именно: покровительство царской власти. В XVI веке в монастыре на вклады сыновей Ивана Грозного и Бориса Годунова возводятся надвратные церкви, где образ Чудотворца играл ведущую роль в иконографической программе не только главных, но и придельных иконостасов и алтарей. В 1585 году образ Николы Можайского входит в состав росписи малого проема Святых врат, занимая целое прясло восточной стены, непосредственно под фигурами молящихся преподобных Макария Калязинского и Сергия Радонежского. По описи 1601 года гостевое место в Успенском соборе украшали четыре образа святителя. Возле раки преподобного Кирилла помещался прославившийся в середине XVI века «Никола Великорецкий» в богатом окладе и с двумя пеленами. Придел во имя Иоанна Предтечи также может быть связан с именем Иоанна IV. Третьему Обретению главы Предтечи, как известно, посвящен храм, воздвигнутый Василием III в Кирилло-Белозерском монастыре в честь рождения сына Иоанна. Церковь во имя Димитрия Солунского соименна небесному покровителю первого сына Иоанна Грозного – царевича Димитрия (октябрь 1552 – июнь 1553). В 1553 году по обету, данному в болезни, царь с Анастасией и младенцем предпринял поездку в Кирилло-Белозерский монастырь: от Песношского Николаевского монастыря их путь пролегал по рекам Яхроме, Дубне, Волге и Шексне10. Трагический финал «кирилловского езда», безусловно, мог послужить царю достаточным основанием для строительства церквей на последнем стане по себе и по царевиче. В таком случае и формулировка «мирское строение» не противоречит данному предположению.

Несомненно, здесь прослеживается посвятительская связь, которая требует своего документального подтверждения.

Во второй половине XVIII века в Никольском Торжке развернулась активная храмоздательская деятельность, в течение сорока лет возводятся большие храмы и сооружаются новые иконостасы. В это же время обустраивается территория, которая обносится каменной оградой с часовней в северо-западном углу. Все это требовало огромных финансовых затрат.

Участие монастыря в этом строительстве, возможно, объяснило бы и посвящение приделов, и дарение местной иконы. Но, учитывая его финансовое положение в то время, это маловероятно.

Состояние иконы в момент поступления на реставрацию было удручающим. Она находилась под слоем грязи, темной сгрибившейся олифы, кроме небольших «проб» – соскобов олифы, сделанных не-
опытной рукой подручными средствами, вероятно ножом. На живописной поверхности имеются неглубокие отверстия круглой и овальной формы диаметром 0,3 сантиметра, похожие на следы дроби.

Щит иконы состоит из одной доски хвойной породы с замятыми углами и следами гнили по верхнему и нижнему краю. Левое поле иконы стесано топором по самый ковчег; вверху и внизу сохранились фрагменты лузги.

На участках утраты левкаса просматривается паволока полотняного мелкозернистого плетения, частично утраченная на полях. Левкас белого цвета, тонкий, деструктированный, со сколами по периметру, частично – по всей поверхности. Настоящие размеры иконы 73 х 33,5 сантиметра.

Тыльная сторона доски в верхней и нижней части стесана топором. В центре правого края – крепежный шип, некогда соединявший его со второй доской и двумя врезными двусторонними шпонками, имеющими поздние стесы топором в левой половине. Правая половина верхней шпонки сохранилась в первоначальном виде, а нижняя – опилена. Между ними проходит вертикальный паз, расширяющийся книзу. Цвет древесины внутри него и на боковых поверхностях шпонок, которые примыкали к нему, говорит о том, что он был утрачен сравнительно недавно. При смещении нижней шпонки была обнаружена неглубокая выемка, в которую и крепилась вертикальная шпонка. Светлый след на древесине позволяет утверждать, что вертикальная шпонка была сделана заподлицо. Под нижней шпонкой как продолжение идет вертикальный паз, расширяющийся книзу, с загнутым кованым гвоздем, вбитым с лицевой стороны. Степень загрязненности древесины в нем не отличается от остальной поверхности доски, а значит, необходимость в этом пазе отпала давно. Это часть крепежной конструкции иконостаса, для которого и предназначалась икона изначально.

Визуальное обследование позволило реконструировать тыльную сторону, последовательность изменений, происходивших с ней, последующие архивные изыскания и возможные пути миграции иконы. Иконный щит состоял из двух досок, скрепленных врезными двусторонними шпонками, между ними были вставлены две вертикальные шпонки. Клиновидные пазы под ними предназначались для фиксации иконы при помощи штырей в иконостасной раме. Затем икона была перемещена в другой иконостас, где отпала необходимость в нижних клиновидных пазах, вертикальные же шпонки, не выступавшие за плоскость щита, не являлись помехой и потому были оставлены. Третье перемещение состоялось в небольшой иконостас, в который данная икона не помещалась по ширине. Вследствие этого топором отсекли часть правой стороны (с лицевой стороны это – левое поле), и отрылась левая доска (на боковой стороне остались приклеенные щепы от нее). Излишнюю длину шпонок спилили, убрали оставшуюся вертикальную шпонку, а нижнюю сместили так, что выемка, предназначенная для первой, скрылась за массивом дерева, и стесали их верхнюю поверхность. Вверху и внизу тыльная сторона могла быть стесана на третьем, последнем, этапе миграции. Дерево здесь достаточно темное, но светлее, чем под стесами, что говорит о меньшем по сравнению с остальной поверхностью попадании пыли. Икона входила в тябло, закрывавшее горизонтальные края.

Икона подвергалась чинкам, в местах утрат подведен поновительский левкас, дважды она была частично прописана: на темно-синем фоне записи сделана новая надпись белилами.

Памятник выдает руку талантливого иконописца. Его отличают чувство монументальности, сдержанной эпичности, лаконизм художественных приемов, строгость и тектоничность решения, а наряду с этим – поиски глубины выражения художественного образа. Устойчивая иконографическая схема композиции свидетельствует не о провинциализме, а о следовании традиции, характерной для мастерских Новгорода, Вологды и Костромы, а также для иконников монастырского круга. Особое внимание уделено изображению характера человека, поискам типа, наделенного внутренней характеристикой. Фигура воина, наносящего удар, представлена в резком, динамичном развороте. Его вскинутая над головой правая рука, держащая меч, и отставленная далеко вперед правая нога подчеркиваются каскадом складок развевающегося киноварного корзно. Клиновидная распахнутая пола тельника неестественно удлинена и заострена, что подчеркивает и усиливает агрессивность облика. Мягкие раздутые складки корзно контрастируют с жесткими формами отворота подола тельника и изломами горок. Этому олицетворению воинственного зла противопоставляется смиренно склоненная к отсеченной главе фигура пророка, протягивающего вперед руки, связанные черным шнуром, другой конец которого находится в левой руке воина. В то же время композиция рождает и более глубинные аллюзии: пещера с главой в чаше воспринимается как прообраз евхаристической жертвы.

При всей своей динамичности эта сцена вписывается в спокойный силуэт равнобедренного треугольника, правая сторона которого образуется мечом, головой воина, развернутым плечом его левой руки, головой Предтечи, связанными руками и чашей под ними. Слева линия проходит по правой руке воина, углу корзно, клиновидной поле тельника. Диагональная линия, образуемая двумя фигурами, логически завершается лежащей в чаше золотистого цвета главой пророка на фоне темного провала пещеры.

Подобный композиционный прием не ограничивает событие евангельским повествованием, но проводит параллели с обстоятельствами Обретений главы Иоанна Предтечи. Чаша с главой последнего пророка, помещенная в черный проем пещеры, ассоциативна иллюстрации Первого и Второго Обретения главы, которая была включена в Х веке Симеоном Метафрастом в Житие Иоанна Предтечи. Несмотря на то, что в последующие столетия произошла путаница в изводе и тема приобрела некий обобщенный иконографический характер, неизменной составляющей остается изображение чаши в пещере. В собрании музея эта сцена иллюстрируется на иконах «Иоанн Предтеча с клеймами» XVII века (ДЖ-999, КП-3109) и «Иоанн Предтеча – Ангел Пустыни со сценами жития» XIX века (ДЖ-150, КП-1843). В сцене Первого и Второго Обретений обращает на себя внимание пейзаж с палатой за деревянным частоколом, на фоне которого изображена пещера с подобной ложчатой чашей. Форма и декорировка чаши на рассматриваемой иконе могли быть заимствованы из западных гравюр, линейный орнамент которых создает иллюзию объема.

Сцена традиционно разворачивается на фоне гор как прообраза пустыни, где происходило духовное становление пророка и где в дальнейшем находили убежище многие подвижники благочестия. За пещерой высится частокол с фрагментарно сохранившейся палатой. В рисунке частокола обнаруживается традиционная для иконописи обратная перспектива. Мастер нарочито уплощает массив горок, изломы которых моделируются полупрозрачной темно-коричневой краской и подчеркиваются редкими белильными лещадками. Плоскостное, почти линейное решение горок, динамизм рисунка которых вторит движению воина, служит лишь фоновой декорацией сцены Усекновения. Подобная нарочитость в иконописном прочтении сюжета довольно часто встречается в конце XVI – начале XVII века. Фигуры мастерски скомпонованы в формате ковчега, их отличает выверенность и изящество пропорций.

Живописные достоинства проявляются в мастерской разделке одежд, мягко сплавленном личном письме с легкой подрумянкой и характерной белильной проработкой, на последнем этапе сплавленными прозрачным охристым тоном.

Последней плавью иконописец смягчает и объединяет передний план, горки и голени Предтечи. Близкая к традиционной моделировка влас отличается изысканностью и виртуозностью исполнения. Раскрытие фона и горок построено на нюансировке светлых охр. Все это говорит о принадлежности памятника к одному из крупных центров иконописания, таких, как Кострома, Ярославль или Вологда.

Иконописец, оперируя скупой палитрой, состоящей из охр – от светлой до коричневой, азурита, киновари, глауконита, их смесей теплых и холодных тонов, и моделируя живописную поверхность мазками разной плотности, создает образ монументально яркий.

Стилистические и иконографические особенности иконы сближают ее с такими памятниками монастырского круга, как ростовая икона Иоанна Предтечи из деисусного чина церкви преподобного Епифания Кипрского, приписываемая кисти вологодского иконописца Терентия Фомина (ДЖ-412, КП-1967), и поясная икона преподобного Даниила (ДЖ-186). Обращает на себя внимание близость колорита и техники исполнения этих памятников. Они просматриваются в мягкости моделировки ликов и влас, тональном обобщении личного письма жидкой охристой краской теплого оттенка, особенно при сравнении лика преподобного Даниила с лицом воина.

Иконография в целом претерпевала довольно незначительные изменения во времени, о чем свидетельствуют икона конца XIX века из собрания КБИАХМ и фреска XVI века в восточном прясле большого проема Святых врат Кирилло-Белозерского монастыря. По основным позициям они как бы калькируют друг друга. Однако фигура воина на фреске помещена позади Иоанна Предтечи, что продиктовано соотношением масштаба фигур к ограниченному композиционному пространству. На одноименной иконе из частного собрания, относящейся к концу XVII – началу XVIII века, представлен более развернутый сюжет: под изображением темницы помещена сцена пленения пророка. Фигура воина на ней более выдвинута влево, но развевающееся корзно изображено справа от него, что композиционно объединяет левую и правую сюжетные сцены. Линия, образуемая двумя фигурами, имеет более прямой угол, оставляя большую пространственную цезуру между ними. Пленение пророка здесь помещено под изображением палаты. И палата, и частокол вокруг нее по рисунку весьма близки к нашей иконе, их отличают прямая перспектива и колористическое решение использования цветных лаков по серебру.

Благодаря аналогам можно реконструировать недостающую часть композиции. На нашей иконе отсутствуют правая половина фасада и боковая стена палаты. Группа максимально приближена к левому краю иконы: одежды воина буквально скользят по линии ковчега, что, по нашему мнению, предполагает еще один композиционный сюжет в правой части иконы. В этом случае, учитывая полностью сохранившуюся надпись, можно полагать, что вторая сцена имела свою надпись, разделенную сигментом или фигурой Спасителя в облачном окружении.
В этом виде формат иконы приближается к квадрату, что вполне могло соответствовать по размерам чиновой иконе местного ряда.

Цикл Жития Иоанна Предтечи знаком русской иконописи с XII века (например, церковь Благовещения на Мячине в Новгороде), проходит через весь XVI век и удерживается с таким же постоянством в XVII столетии.

Тема Обретений главы Иоанна Предтечи представляет довольно запутанный момент в церковной истории вследствие несогласованности источников, принадлежавших различным историческим эпохам, из чего проистекает и неоднозначность в их иллюстрировании11.

Первое Обретение сопровождается изображением двух монахов, открывающих саркофаг. Для Второго Обретения характерен мотив стоящих вокруг глиняного сосуда с главой Иоанна Предтечи монаха и священника; иногда вводится изображение звезды с лучом, нисходящим на святыню. Третье Обретение обозначается присутствием императора и патриарха со свитой и двух юношей в коротких туниках, выкапывающих главу (в некоторых случаях изображаются только эти работающие киркой и лопатой персонажи, без императорской свиты). Миниатюры, представляющие иллюстрацию к Житию Иоанна Предтечи Симеона Метафраста в Минологиях, в сцене Обретения тоже с юношами в коротких туниках, выкапывающими сосуд с главой, как правило, группируются со сценами его Рождества и Усекновения главы, и в этой группе миниатюр отсутствует изображение патриарха и императора.

На некоторых композициях глава помещалась в колодце: «Иоанн Предтеча в пустыне», конец XII – начало XIII века (Синай, монастырь Св. Екатерины), «Иоанн Предтеча в пустыне» (церковь Благовещения на Мячине, Новгород, 1189). Тема Обретений главы находит параллель в текстах древних новгородских служебников, где в ряду предтеченских праздников, подробно перечисляемых в чине проскомидии, при изъятии частицы в память пророка из третьей просфоры упоминаются также и Обретения его главы12.

После завершения реставрации уникальный памятник займет свое достойное место в древнерусской иконописи XVII века и внесет новую строку в изучение иконописания в Кирилло-Белозерском монастыре и его вотчинах.

 

ПРИМЕЧАНИЯ
 

1 К о п а н е в А. И. История землевладения Белозерского края XV–XVI вв. М.; Л., 1951.

2 Сведения о церквях Кирилловского уезда. Ф. 3. Оп. 1. Д. 20. Л. 7.

3 Келарский обиходник старца Матфея Никифорова. М., 2002. С. 132–133.

3 Сведения о церквях Кирилловского уезда...

4 Вотчинные хозяйственные книги XVI в. Т. III / Под. ред. А. Г. Малькова. М.; Л., 1983. С. 364. «Да на Словенском же Волоку другой приход, церковь Николае чудотворец, другая теплая церковь Дмитрий Селунский».

5 Н и к о л ь с к и й Н. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство. Т. I. Об основании и строениях монастыря. СПб., 1897. С. 70.

6 Казанский придел не мог появиться ранее XVII века. Священномученику святителю Харлампию (его день отмечается 10 февраля) молятся об обилии плодов земных. Святой перед своей мученической кончиной сказал: «Где будут меня поминать, не будет ни голода, ни мора, ни вредного воздуха, погубляющего плоды земные». (Полный православный энциклопедический словарь. Т. II. М., 1992. С. 2270).

7 Сведения о церквях Кирилловского уезда... Оп. 20. Д. 23 от 25 ноября 1919 г. Л. 15.

8 Географически близкий нам пример – градская Вознесенская церковь; иконы из сгоревшего в 1722 г. деревянного храма были переданы в Казанскую церковь, а в
1868 г. в связи со строительством нового иконостаса с разрешения епархиальной власти прежде существовавший иконостас уступлен Уломской церкви Кирилловского уезда (Ф. 3. Оп. 1. Д. 27. Л. 5).

9 Канонизация преподобных Зосимы и Савватия произошла в царствование Иоанна IV на соборе 1547 г. Церковь празднует память святых 8(21) августа, в день перенесения их мощей.

10 К а р а м з и н Н. М. История государства Российского. Т. VII–IX. М., 2001. С. 246.

11  Литургическая традиция придерживается описания Первого и Второго Обретений главы, которое было включено в Х в. Симеоном Метафрастом в Житие Иоанна Предтечи. Это описание повествует о том, как два монаха, совершавшие паломничество в Иерусалим, открыли святыню там, где она – отдельно от тела «во избежание воскресения» – была зарыта еще Иродиадой. Через несколько поколений монах-арианин Евстафий спрятал ее. Вновь она была найдена благодаря откровению архимандриту Эмесы Маркелу в царствование Валентиана и Маркиана (451–453) и помещена в диаконнике эмесской церкви. Третье Обретение главы сопровождалось ее перенесением в Константинополь в век торжества православия (IX в.), где ее с надлежащими почестями встретили император Михаил III (842–864) и патриарх Игнатий (847–858). Глава Иоанна Предтечи становится с тех пор одной из прославленных святынь византийской столицы. В XI–XII вв. глава хранилась в оратории Студийского монастыря, находившейся в восточной части южного нефа базилики Иоанна Предтечи. Такое размещение святыни – справа от алтаря, а также предание о том, что после Второго Обретения, в 453 г., глава Предтечи была принесена игуменом Маркелом именно в диаконник церкви в Эмесе (диаконники служили, как известно, реликвариями и сосудохранилищами), положили начало посвящению этой части храма Иоанну Предтече, изображению в ней самого пророка, а иногда, как в диаконнике Софии Охридской или церкви Леонтия в Водоче, помещению сцены из его жизни. На иконе конца XII – начала XIII в. из монастыря Св. Екатерины на Синае «Иоанн Предтеча с житием» изображены три персонажа в монашеских хламидах и со свечами в руках на фоне пейзажа с горками; они взирают на виднеющуюся перед ними в яме главу с нимбом, на которую нисходит с неба вертикальный столб яркого света. Это, вероятнее всего, собирательный образ Обретения главы, наделенный чертами как Первого (действие происходит в ландшафте), так и Второго Обретения (об этом свидетельствует яркий столб света, упоминаемый в повествовании об игумене Маркеле; три монаха с горящими свечами, возможно, изображают самого Маркела и его сопровождающих). На позднепалеологовской иконе из Великой Лавры Св. Афанасия на Афоне, опубликованной в 1988 г. М. Хатзидакисом, «Три Оретения главы Иоанна Предтечи» представлены в двух ярусах. Эта икона дает возможность систематизировать характерные черты каждого Обретения. Именно ее иконография, по-видимому, послужила основой описания Обретений в Ерминии Дионисия Фурноаграфиота.

12 К р а с н о с е л ь ц е в Н. Ф. Памятник древнерусской письменности, относящийся к истории нашего богослужения в XVI веке // Прав. Соб. 1884 (январь).
С. 100–101.